В этот раз все пошло не так. Я намеренно не готовилась к встрече с героем. Все мы знаем, что философы — люди странные, с парадоксальным мышлением. Все равно по схеме не получится. Вот и решилась на эксперимент — интервью-экспромт. В итоге разговор вышел разновекторный и с неожиданными признаниями. Профессор Артур Дыдров поделился своими мыслями о бессмертии, интернет-зависимости, искусственном интеллекте, человеке будущего и философском подходе к жизни.
Справка «АН»
Артур Александрович Дыдров, профессор кафедр философии ЮУрГУ и ЧелГУ, доктор философских наук. Окончил ЧГПУ. С 2007 по 2011 год работал учителем истории и обществознания. Учился в аспирантуре ЧГАКИ, тема кандидатской диссертации «Человек будущего в утопиях и дистопиях: философско-антропологическая интерпретация». В 2021 году стал доктором философских наук, защитив диссертацию на тему «Человек будущего в контексте инновационных стратегий». Сфера научных интересов — мифология технологий, исследование Интернета, реакции общества и человека на инновации.
Советская утопия
…Между тем тогда к трансгуманизму я критически отнесся. Но мне повезло. На кафедре работал Игорь Владимирович Вишев, в честь которого сейчас проводятся «Вишевские чтения». Он свою иммортологию позиционировал, как науку о практическом бессмертии. В своих статьях о долголетии указывал разные цифры: 800, 1000 лет...
Мы с ним расходились во взглядах. А скепсис мой, собственно, основывался на том, что к бессмертию надо быть еще и духовно-морально готовым. Недостаточно просто физически продлить жизнь на тысячу лет. Эта цифра еще как-то должна в сознание уложиться. Соответственно, мы с ним дискутировали, он на меня ссылался критически, иногда я на него, но при этом сохранялись уважительные взаимоотношения.
Он был убежден, что телесность может оставаться, например, посредством клонирования и, кстати, завещал, кажется, себя крионировать. По крайней мере, останки его первой супруги хранятся в центре «Криорус» под Зеленоградом. Профессор Вишев, видимо, полагал, что за 50 лет (а это как раз срок контракта) разрешат клонирование, и тогда их просто восстановят.
– …И вот тут появляется много вопросов. Как восстановят? В каком возрасте? Что будет с сознанием?
– Да-да. Вопросов много. И я из этого исходил в своей научной работе. В основном это все-таки определенный редукционизм, как говорят ученые, то есть упрощение, сведение, допустим, жизни до какого-либо параметра. Так же и с долголетием, которое Вишев представлял, как некий абсолют. Где-то писал даже, что жизнь —непреложная ценность, которая ни от чего не зависит.
В свое время в рамках нашей дискуссии я приводил робкий аргумент — японская самурайская культура. Там ведь жизнь сама по себе абсолютной ценностью не является. Если долг не выполнен, лучше сделать потихонечку харакири. Так что вопрос, конечно, спорный, но это и радует. Значит, жизнь не такая простая, как мы представляем в своих схемах.
– Она очень непростая. Особенно если учесть, что появилась еще и «Цифровая антропология»…
– Наконец-то мы в ЮУрГУ на кафедре сформировали это направление и стали заниматься изучением человека в условиях цифровизации. Классические антропологи изучают племенные структуры, культуры этносов или народностей. А здесь изучение человека и его информационных следов в медиа в широком смысле, а в узком смысле — микроформаты его присутствия в Интернете. Поведение, мышление, культура. Картинки, гифки, мемы, комментарии…
Меня пригласили в Липецк на конференцию под названием «Советская утопия». Изначально думал написать доклад о Стругацких или о Платонове, поскольку у этих авторов были утопические произведения. А потом решил по-другому представить тему. Сегодня выясняется, что многие люди оценивают советское прошлое…
– Позитивно?
– Да, причем настолько позитивно, что вот…
– Хотят восстановления?
– Хотят. И при этом беспрекословно СССР наделяют какой-то высшей ценностью.
– Любопытно. А ведь в то время не было кухни, на которой бы не обсуждалась жизнь в негативном ключе…
– Утопизации подвергается и тематика изобилия. Циркулируют мемы. В частности, вот есть фотография, датируемая 1974 годом, признанная фейковой. Изображен якобы советский стол, который ломится от яств. Но если присмотреться — скатерть заграничная, причем современного дизайна, и виднеется краешек бутылки с оранжевым напитком, на которой новый логотип 2016 года.
Я решил выяснить, как на это реагируют люди в комментариях, а под этим фото их было 3,8 тысячи. В основном писали «это, конечно, фейк, но мы-то помним, что действительно было изобилие и у нас столы ломились…». При этом самым хитрым образом не указывается конкретный период. Мы изучаем такие механизмы образования «особой истории». А ведь она вполне себе, как продукт, подойдет для следующих поколений, которые могут некритически воспринять эту информацию.
Научное раздвоение
– …Все-таки какие молодцы ваши мама с бабушкой! Как в воду глядели по поводу «учености». Хвастаются, наверное, сейчас?
– Да нечем хвастаться особо. На самом деле, если хотите, откровенно, у меня происходит некое почти шизофреническое раздвоение. Не пугайтесь, я не наброшу (смеется).
– Да я не из пугливых. К тому же шизофреники об этом, наверное, не предупреждают.
– Я имею в виду свою исследовательскую деятельность. Она какая-то откровенно раздвоенная. Есть официальные исследования, соответствующие трендам. К примеру, мы должны опубликовать серьезные статьи в изданиях второго, а в идеале первого квартеля. Статья, как правило, получается очень объемная, наполненная различными ссылками, цитатами. Источников — 30 плюс… А другая жизнь заключается в собственно философии.
Ну вот чем мы с вами, например, в данный момент занимаемся? Беседа, диалог, философствование. У нашего разговора есть познавательный, воспитательный и даже самовоспитательный потенциал, а у научных статей он минимален. Они обычно создаются не для этого, а как бы просто информация для научного сообщества. И все по большому счету. Конечно, иногда эти направления во мне конфликтуют, потому что хочется в академической среде создать что-то нестандартное. И наоборот — иногда хочется привнести какой-то академизм в сообщество, которое совершенно далеко от этих вещей.
– Вы атеист?
– В этом смысле мне нравится герой Дидро. В обществе атеистов он доказывал, что Бог есть. А в обществе верующих доказывал, что Бога нет. Я был крещен в раннем возрасте. Не атеист, но и не клерикальный человек. Полагаю, что мы во что-то верим все время. …Недавно аспирант на экзамене произнес фразу — «теоретическая наука в отличие от прикладной стремится к абсолютной истине». «Вы уверены?» — уточнил я. — «Ну да, а к чему еще?».
– Как можно это утверждать, если неизвестно, что это такое?
– Вот в том-то и штука. Уровень каких-то языковых шаблонов. Где-то прочитал, выхватил, запомнил, решил блеснуть перед боем... Хотя, наверняка, сам в это не верит.
Окончание следует.