Война заставила его повзрослеть. На целый год. А еще — сделала сильным, мужественным и выносливым. Фронтовик Геннадий Комиссаров, давно разменявший десятый десяток, не теряет оптимизма и на вопрос «как успехи?» неизменно с улыбкой отвечает: «Они впереди».
Из досье
Геннадий Александрович Комиссаров – фронтовик, кандидат технических наук, экс-председатель совета ветеранов ЮУрГУ. Выпускник ЧПИ, впоследствии декан энергетического факультета вуза, заведующий кафедрой «Электроснабжение промышленных предприятий и городов». На Третьем Белорусском и Первом Дальневосточном фронтах воевал против фашистской Германии и милитаристской Японии. Участник Белорусской наступательной операции, известной под названием «Багратион». Служил радистом в артиллерийском полку. Награжден орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, Славы III степени, а также многими медалями – в том числе «За отвагу» и «За боевые заслуги».
Сын врага
Его боевые и трудовые награды можно перечислять бесконечно. Геннадий Александрович Комиссаров всеми любим и уважаем, занесен в книгу почета университета. Мог ли мечтать об этом в юности уральский мальчишка, которому судьба на долгие годы прилепила позорное клеймо «сын врага народа»? А на войне... так и вовсе мечта была одна — остаться в живых.
Тогда, в 1944 году все началось с курьеза. Геннадий был призван в армию в неполных 18 лет, когда шел набор рожденных в двадцать пятом. Писарь призывной комиссии после короткой консультации в штабе просто исправил 1926 год рождения призывника, чтобы привести к единообразию всех новобранцев. Так Комиссаров стал старше до срока и на всю последующую жизнь.
Потом, уже после войны, демобилизовавшись в 50-м году, Геннадий хотел было внести коррективы. Но пришлось бы переделывать все документы, наградные листы... Подумал и решил оставить все как есть.
До призыва он успел поучиться полтора года в энергетическом техникуме. Ставил галочку в графе «семь классов и выше». В военные годы это считалось хорошим образованием. А потому из Еланских распределительных лагерей Комиссарова сразу направили в пехотное училище. На мандатной комиссии вопрос к новобранцу у генерала был один: «Кто родители?» Гена доложил без утайки, что отец был арестован в 37-м. Генерал сказал, что вопросов больше нет — и двери этого учебного заведения за Комиссаровым закрылись. Был отправлен в Свердловское военное училище. Началась учеба. Но и там на определенном этапе всплыла «страшная правда». Окончить училище не дали. Сын врага народа был недостоин офицерского звания.
Радист-артиллерист
Опять Еланские лагеря, новое направление. В Молотовском стрелково-минометном училище все складывалось успешно. Курсант был сообразительный, и учеба в техникуме дала о себе знать. Но перед самым выпуском история повторилась. Начальник политотдела вызвал и объявил о переводе в другую часть. Попал в воздушно-десантные войска, взяли в бригаду, в которой после неудачного штурма Киева оставалось очень мало людей. Стали обучать по специальности «десантник артиллерийского полка»...
«Когда меня по известной причине шуранули и оттуда, попросился в артиллерию, потому что навыки уже были, — рассказывает Геннадий Александрович. — Нас помыли в бане, остригли все волосы, где бы они ни росли, посадили в «теплушки» и отправили под Витебск, который все еще не могли освободить. Я попал в 41-й артиллерийский полк 97-й стрелковой дивизии. Этим частям при наступлении необходима была радиосвязь. Нас выстроили, спросили, у кого образование семь классов и выше. Так из меня, к тому времени уже пехотинца, минометчика и артиллериста, стали делать радиста.
Из бригады в 10 человек я оказался самым толковым, и меня оставили в штабной батарее полка. А это значит, что сын врага народа знал самые важные военные тайны! Как такое могло произойти? В дивизии было много ребят с оккупированных территорий. Сотрудники СМЕРШ проводили бесконечные проверки. А Комиссаров был единственный с Урала, и очередь до него просто не дошла. Обеспечивал связью и командира полка, и начальника штаба. Ходил в разведку к немцам, передавал данные нашим артиллеристам. Хорошо зарекомендовал себя, когда армия участвовала в боях по освобождению Белоруссии, Литвы, Латвии, Восточной Пруссии».
Война после войны
Во время последних боев за Кенигсберг дивизию Комиссарова вывели из боя. Солдат посадили в «теплушки» и повезли на Дальний восток. Когда подъезжали к Свердловску, было объявлено, что война окончена. Никогда не забудет Геннадий Александрович, как встречали их эшелон на каждой станции. Сколько было радости, ликования, счастья! Только война окончилась не для всех.
Их высадили на маленькой станции в Приморье. Велели обосноваться в ущелье. Дождь. Вокруг только сопки, ни одного дома. Ущелье вскоре наполнилось водой, пришлось пушки тащить на возвышенности. Когда ливень прекратился, стали обустраиваться. Валили деревья, возводили времянки, спали на земле.
А потом начались маневры. Ставилась задача научиться сражаться с японцами в условиях сопок, напичканных оружием. Квантунская армия готовилась к войне капитально. Внутри каждой сопки были многоэтажные сооружения. В верхнем боевом этаже располагались пушки небольших калибров. Потом шел отсек боевого обеспечения — снаряды. Ниже — отсек связи и дизельной электростанции. Такой капонир имел металлические стенки сантиметров 20-30 толщиной. Все это надо было уметь преодолевать.
Ночью шли цепью на капониры. Окружали, оставляли саперов. 300 килограммов взрывчатки не справились с первым укреплением. Только пятьсот килограммов взрывчатых веществ раскололи «панцирь». Дивизия пятой армии, в которой служил Комиссаров, успешно справлялась с поставленными задачами во время советско-японского конфликта.
— С кем было страшнее воевать: с фашистами или с японцами?
— Везде было страшно. В Маньчжурии камикадзе преследовали наши части даже ночью. Когда уставшие бойцы падали на землю и засыпали, подползали и кинжалом перерезали горло. Мы несли большие потери. Нехорошая война, если честно. С немцами было все ясно: вот траншеи — там гитлеровцы. А тут... неизвестно откуда ждать смерти. К счастью, все это быстро закончилось.
Молитва атеиста
Две войны Бог хранил Геннадия Комиссарова, хотя он никогда не был верующим. Да и вся его семья не слишком веровала, особенно после того, что случилось с отцом, реабилитированным, к слову, в 1956 году. Мать, оставшаяся с четырьмя детьми, чтобы их прокормить, трудилась сутками напролет. Только бабушка была непреклонна в своих убеждениях, и однажды вера ее спасла внука.
Под Кенигсбергом полковая разведка попала под сильнейший обстрел. Это был ад. Снаряды рвались ежесекундно, деревья факелами полыхали вокруг. Гена понимал, что из такой переделки выбраться не удастся. Он уткнулся лицом в землю и, по сути, прощался с жизнью. В памяти всплыл образ бабушки, провожавшей его в армию. Она научила его тогда молитве и попросила прочесть ее, если вдруг настанет критический момент в жизни. Не было сомнений, что момент настал, и Гена, подавляя в себе комсомольский стыд, прочел бабушкину молитву...
Объяснить это невозможно, да только остался Комиссаров живым и невредимым. А вместе с ним и все десять разведчиков, попавших под жуткий обстрел. Впрочем, атеистических убеждений Геннадия этот случай не поколебал. Воевать продолжал с верой в Победу. Пуль не страшился, подвиги совершал, сам того не слишком осознавая.
Рука помощи
Там же, под Кенигсбергом от пушечного обстрела загорелся дом, в подвалах которого было много военных. Окна в подвале были намеренно заложены кирпичом, чтобы защитить людей от осколков и пуль. Напарник радиста Комиссарова, надев наушники, поддерживал связь. Увидев, как изнутри люди стараются разобрать кладку, Геннадий бросился на помощь.
«Дым разъедает глаза, кругом рвутся снаряды, — вспоминает фронтовик. — Подаю руку, вытаскиваю одного офицера, другого... — а они, вместо того чтоб мне помогать спасать оставшихся в подвале, бегут в укрытие. Тут еще грузовик загорелся, стоявший у дома. Начали рваться снаряды в кузове. Треск, грохот... Когда я, потный и чумазый от копоти вернулся в траншею, командир своеобразно оценил мой поступок. Сначала хорошенько отчитал за то, что без разрешения покинул радиостанцию. А потом за спасение офицеров штаба представил к награде».
В этот день осколок снаряда все-таки настиг нашего земляка. Но шапка-ушанка смягчила удар. Комиссаров получил лишь легкую контузию. И свой первый орден — Славы.